Завтра война - Страница 75

Громко причитая, Эстерсон покинул тело сирха и вернулся к роднику.

Там он надул палатку и разогрел себе ужин — на сей раз его ждал сублимированный говяжий бульон с луком (жирный, сытный и горячий), банановое желе (эта химия была так себе), рагу из овощей с молодой бараниной и сгущенное молоко.

Но даже деликатесный по робинзоновым меркам ужин не смог утешить Эстерсона. Он был мрачнее тучи. Ведь его Пятницу постиг летальный исход прежде, чем они успели обменяться именами, стеклянными бусами и религиозными воззрениями!

Так состоялся первый в личной истории инженера Роланда Эстерсона контакт с представителем инопланетной цивилизации.

Два следующих дня Эстерсон провел в размышлениях над своей нескучной судьбой.

Было очевидно, что тех съестных припасов, которые он взял с Цереры, ему хватит максимум на две недели. И это — при условии строжайшей экономии (про которую он, в свете недавних треволнений, как-то не особенно вспоминал, считая, что хорошее настроение важнее расчета).

Сколь ни были легки пакеты с сублимированным бульоном и желе, с растворимым кофе и сливками, а взять по сто единиц каждого блюда у Эстерсона не было никакой возможности.

«ЗИГ-Зауэр» и сорок патронов к нему, навигатор-ориентировщик, перочинный нож (добытый в результате нечеловеческих ухищрений — ведь на «Боливаре» строго следили за тем, чтобы кто-нибудь кого-нибудь не прирезал!), универсальный скотч, палатка (превращавшаяся при нужде в нечто вроде надувного спасательного плота), сигареты и лекарства, сухой спирт, ножницы, зубная паста и щетка, автоматический переводчик системы «Сигурд» с визуальным плагином и электронной «Энциклопедией», ложка, миска, термос с системой фильтров, а еще смена белья и теплый свитер…

Все это он тащил с собой, ибо знал: без этих костылей он не пройдет по просторам звездоземья и десяти километров.

Ясное дело, что при такой загрузке рюкзачка места для пары лишних банок со сгущенным молоком просто не оставалось!

Эстерсон полностью обследовал полуостров, на который его зашвырнула судьба, и убедился: этот клочок земли необитаем (если не считать за «обитателя» того единственного сирха, труп которого, кстати сказать, чудесным образом исчез — по крайней мере на следующее утро конструктор его на прежнем месте не обнаружил).

На полуострове не было выявлено никаких следов жизнедеятельности сирхов — ни домов, ни рыбацких шалашей, ни дорог. Отсутствовали и приметы деятельности цивилизаций седьмой ступени развития: ни пустых консервных банок, ни одноразовых стаканчиков. Что удивительно, это обстоятельство начинало печалить Эстерсона.

Он скучал по общению. Ему начинало казаться, что даже малоразвитые ленивые сирхи смогли бы частично удовлетворить его насущные социальные потребности… Все это было Эстерсону внове.

Как же так? Ведь он всю жизнь считал себя мизантропом и эгоистом, нуждающимся по-настоящему лишь в самом себе! Выходит, ошибался?

Необитаемый полуостров соединен с материком песчаной косой. Но она непреодолима. По крайней мере, с психологической точки зрения.

Может быть, улучив момент, можно было бы добраться до материка, если бежать по отмели сломя голову в пиковый час отлива? Наверное, какой-нибудь записной смельчак, наподобие тех, что орудуют в героических и приключенческих фильмах, на месте Эстерсона так и поступил бы. Но конструктору хватало честности признаться себе: он скорее сгниет в лесу с хвойными грушами заживо, чем еще раз решится испытывать добронравие монстра, которому по силам проглотить истребитель…

Не раз и не два Эстерсон смотрел в бинокль на заброшенную станцию, ломая голову над тем, как же все-таки до нее добраться.

Увы, поплыть к станции на лодке было практически равносильно тому, чтобы отправиться по косе пешком. И в том, и в другом случае Эстерсон был совершенно беззащитен перед чудовищем и полностью зависим от опасной водной стихии.

«Но ведь сирх, тот самый несчастный трусишка, каким-то образом оказался здесь? Ведь он же наверняка живет там, на материке? Или это был такой же Робинзон, как и я? Но тогда где его дом и хозяйство?» — недоумевал Эстерсон.

Тем временем операция по поимке беглецов продолжалась. За последние дни вертолеты стали появляться реже, но зато кружили они дольше. Иногда они снижались почти до самых верхушек деревьев и подолгу висели на одном месте. Случалось и такое, что с борта вертолетов открывали ураганный огонь по лесу, а потом спускали по тросам парочку проверяющих.

Правда, все эти инциденты с пальбой происходили довольно далеко, на большой земле. И конструктору если и приходилось бояться, то не за себя, а за сирхов. Впрочем, что-то подсказывало ему: проворные аборигены так просто подстрелить себя не дадут.

Поначалу появление рейнджеров сильно действовало Эстерсону на нервы. Но вскоре он привык к этим бесплодным воздушным рейдам.

В конце концов ему было приятно знать, что люди — обыкновенные люди — где-то совсем близко.

И даже тот факт, что эти люди суть жестокие и решительно настроенные враги, мечтающие лишить его свободы или даже застрелить на месте, этого странного удовольствия — удовольствия, которое трудно понять тем, кто никогда не ночевал в джунглях чужой планеты в полном одиночестве, — не портили.

Впрочем, радость, которую испытывал Эстерсон от созерцания попыток преследователей отыскать его, не мешала ему принимать необходимые меры предосторожности.

Он не разжигал костра днем (а только ночью и только в специальной, сооруженной для этой цели землянке, чей дымоход был укрыт ветками с листьями, фильтрующими дым). Он практически не выходил из-под защиты деревьев, а свою палатку замаскировал так тщательно, что несколько раз в рассеянности проходил мимо и потом долго искал, чувствуя себя заблудившимся в трех соснах растяпой.